Ребят. Расскажите, с какого года и месяца на ЗИМе сбоку на капоте начали писать ГАЗ и кокарду поменяли на менее помпезную.
-
Очередная встреча членов клуба пройдет, традиционно, в кафе «Экспромт» на Солянке. 12 декабря, начиная с 19.00, жду всех желающих пообщаться.
Подробности на форуме
Этот неизвестный ГАЗ-12 ЗИМ
- Автор темы Славик и Димон
- Дата начала
У Лекае написано, что с конца 58 года пошло. Но видел машину в музее по рассказам декабрь 1958 года. Там зим везде.
На авито висит машина 50 года у нее газ на капоте...
На авито висит машина 50 года у нее газ на капоте...
Если стоит, это ведь не значит, что родное.
В ноябре 1957 года Государственный автомобильный завод имени Молотова был официально переименован в Горьковский автомобильный завод, вот тогда и надписи "ЗиМ" были заменены на "ГАЗ".
Гордин А. Жаркое лето 1957 года, или Как переименовывался завод // Автозавод-ONLINE. – 2012. – 10-28 июля (№ 46). – С. 4
«Никиту снимают, вылетай срочно в Москву!» — эта фраза, брошенная в телефонную трубку его старым товарищем, упорно вертелась в голове секретаря Горьковского обкома Игнатова. Он сидел в кожаном кресле в приемной Хрущева, ожидая последних указаний перед отъездом в Горький. Из открытого настежь окна дул легкий ветерок, чуть приподнимавший белую занавеску. Почувствовав сухость во рту, появлявшуюся в минуты нервного напряжения, Игнатов подошел к столику, на котором стояло несколько бутылок с минеральной водой, наполнил до краев стакан и с жадностью его выпил. В эту минуту дверь резко распахнулась, и в приемную влетел небольшого роста полноватый человек, казавшийся удивительно подвижным. Раскинув руки, он быстро обнял еще не успевшего опомниться Игнатова и произнес с улыбкой: «Ну что, съели они у нас! Показали мы им кузькину мать!», — и увел его в свой кабинет.
Похлопав Игнатова по плечу, Хрущев скороговоркой произнес: «Молодец! Все-таки не зря мы тебя ввели в Президиум!» Беседа была недолгой, напоследок Хрущев уверено сказал Игнатову: «Пора линию партии проводить и на местах. Главное — разъяснить людям антипартийную позицию отщепенцев. И реши вопрос с автозаводом».
СЕГОДНЯ — ДРУГ, ЗАВТРА — ВРАГ
Это история началась 18 июня 1957 года. В Кремле, взятом под усиленную охрану, проходило необычное заседание Президиума ЦК КПСС. Молотов и Маленков поставили вопрос о смещении Хрущева, обвинив его в «экономическом волюнтаризме», активном разоблачении культа личности Сталина и других грехах. По существу, речь шла о пересмотре решений XX съезда партии. В случае признания Хрущевым ошибок предполагалось перевести его на должность министра сельского хозяйства. Пост Первого секретаря прочили Молотову. Оппозиционеры (Молотов, Маленков, Ворошилов, Каганович, Булганин, Первухин, Сабуров, а впоследствии — Шепилов) уже праздновали блестящую победу — было принято решение о смещении Хрущева. Но все же часть Президиума (Микоян, Суслов, Кириченко) поддержали Хрущева, на стороне «Первого» выступили министр обороны Жуков и Председатель КГБ Серов. Именно «силовики» помогли Хрущеву, отказавшемуся признать решение Президиума законным без одобрения Центральным комитетом партии, быстро перебросить в столицу его сторонников. Апофеоз этой яркой исторической драмы пришелся на 22 — 29 июня 1957 года. Хрущев, несмотря на яростное сопротивление Президиума, все же провел заседания Пленума Центрального Комитета. Подавляющее большинство коммунистов безоговорочно поддержали Хрущева. Все противники Первого секретаря «сложили свое оружие», признав ошибки. Только один продолжал упорствовать. Это был Молотов. Удивительно, но факт: никто из оппозиционеров не только не был расстрелян, но даже исключен из партии. Членов антипартийной группы в качестве наказания из столичных кабинетов «бросили на периферию» (Молотова направили послом в Монголию, Маленков стал директором гидроэлектростанции на Иртыше, Каганович — директором Уральского горно-обогатительного комбината). В начале июля 1957 года в стране прошла широкая агитационная кампания — вчерашних любимцев партии и народа клеймили позором.
ВЧЕРА — МОЛОТОВА, ЗАВТРА — ИЛЬИЧА
Особая роль в этом процессе была отведена рабочим и инженерам автозавода, носившего уже четверть века имя Молотова. Первые собрания трудящихся прошли в промышленном районе по отлаженной схеме — все участники осуждали «антипартийные действия раскольнической группы Маленкова, Кагановича, Молотова и примкнувшего к ним Шепилова». 8 июля 1957 года на автозаводе состоялся многотысячный митинг, на котором выступил сам секретарь Горьковского обкома Игнатов. Он сообщил о работе июньского Пленума Центрального комитета партии, изложил его решения об антипартийной группе, рассказал о грандиозных достижениях Советского Союза в области промышленности и сельского хозяйства и предложил рабочим направить просьбу о снятии с завода имени Молотова. Затем выступили с поддержкой этого решения кузнец Клементьев и работница прессового корпуса Шульгина. Казалось бы, дело сделано. Но неожиданно митинг пошел по незапланированному сценарию. На трибуну поднялась секретарь комсомола литейного цеха № 5 Клевачева и выразила от имени своего коллектива сомнения в вине Молотова: «Пусть он сам приедет на митинг и все объяснит», — сказала она. Автозаводец Дехтяр вспоминал, что это «выступление было явно не из подготовленных». Организаторы митинга стояли в растерянности. Вдруг на трибуну взошел еще один оратор «вне списка» — шофер автоцеха Шохрин. Секретарь Автозаводского райкома партии Веселовский отмечал (декабрь 1957 года): «Жалуясь на большие материальные трудности, надев рваную ватную фуфайку, Шохрин попытался говорить от имени рабочих-автозаводцев, пытался использовать политическую трибуну для того, чтобы выразить сомнение в правильности решений июльского пленума ЦК по разоблачению антипартийной группы Маленкова, Кагановича и Молотова». Рабочий автозавода заявил, что «получил квартиру после письма Молотову и верит ему. А другие не отвечали на письма. Так что рано снимать имя Молотова. Пусть приедут сюда все снимаемые, а мы выслушаем их», — вспоминал Дехтяр.
Положением постепенно овладели, и на митинге была принята резолюция, в которой отмечалось, что трудовой коллектив «единодушно одобряет решения июньского Пленума и меры, принятые ЦК КПСС направленные на единство рядов партии и народа». Однако вопрос о снятии имени Молотова остался открытым. И еще несколько месяцев с заводского конвейера сходили грузовики с именем Молотова, затем этот штамп с автомобилей убрали. В ноябре 1957 года Государственный автомобильный завод имени Молотова был официально переименован в Горьковский автомобильный завод. Жители района стали привыкать к новому названию проспекта Молотова — проспекту Ильича. Политические страсти долго не утихали на Автозаводе. В декабре 1957 года на районной партийной конференции секретарь обкома Игнатов отмечал: «Очень многие спрашивают где... Маленков, Каганович. Это с какой целью? Что, тяжелее жить стало без них? Я думаю, стало лучше жить, народ идет в гору».
Вводная часть публикации носит художественный, а не документальный характер. При подготовке материала использовались работа Роя Медведева, издание «Общество и власть. Российская провинция» (Сост, А. А. Кулаков, В. В. Смирнов и др.).
«Никиту снимают, вылетай срочно в Москву!» — эта фраза, брошенная в телефонную трубку его старым товарищем, упорно вертелась в голове секретаря Горьковского обкома Игнатова. Он сидел в кожаном кресле в приемной Хрущева, ожидая последних указаний перед отъездом в Горький. Из открытого настежь окна дул легкий ветерок, чуть приподнимавший белую занавеску. Почувствовав сухость во рту, появлявшуюся в минуты нервного напряжения, Игнатов подошел к столику, на котором стояло несколько бутылок с минеральной водой, наполнил до краев стакан и с жадностью его выпил. В эту минуту дверь резко распахнулась, и в приемную влетел небольшого роста полноватый человек, казавшийся удивительно подвижным. Раскинув руки, он быстро обнял еще не успевшего опомниться Игнатова и произнес с улыбкой: «Ну что, съели они у нас! Показали мы им кузькину мать!», — и увел его в свой кабинет.
Похлопав Игнатова по плечу, Хрущев скороговоркой произнес: «Молодец! Все-таки не зря мы тебя ввели в Президиум!» Беседа была недолгой, напоследок Хрущев уверено сказал Игнатову: «Пора линию партии проводить и на местах. Главное — разъяснить людям антипартийную позицию отщепенцев. И реши вопрос с автозаводом».
СЕГОДНЯ — ДРУГ, ЗАВТРА — ВРАГ
Это история началась 18 июня 1957 года. В Кремле, взятом под усиленную охрану, проходило необычное заседание Президиума ЦК КПСС. Молотов и Маленков поставили вопрос о смещении Хрущева, обвинив его в «экономическом волюнтаризме», активном разоблачении культа личности Сталина и других грехах. По существу, речь шла о пересмотре решений XX съезда партии. В случае признания Хрущевым ошибок предполагалось перевести его на должность министра сельского хозяйства. Пост Первого секретаря прочили Молотову. Оппозиционеры (Молотов, Маленков, Ворошилов, Каганович, Булганин, Первухин, Сабуров, а впоследствии — Шепилов) уже праздновали блестящую победу — было принято решение о смещении Хрущева. Но все же часть Президиума (Микоян, Суслов, Кириченко) поддержали Хрущева, на стороне «Первого» выступили министр обороны Жуков и Председатель КГБ Серов. Именно «силовики» помогли Хрущеву, отказавшемуся признать решение Президиума законным без одобрения Центральным комитетом партии, быстро перебросить в столицу его сторонников. Апофеоз этой яркой исторической драмы пришелся на 22 — 29 июня 1957 года. Хрущев, несмотря на яростное сопротивление Президиума, все же провел заседания Пленума Центрального Комитета. Подавляющее большинство коммунистов безоговорочно поддержали Хрущева. Все противники Первого секретаря «сложили свое оружие», признав ошибки. Только один продолжал упорствовать. Это был Молотов. Удивительно, но факт: никто из оппозиционеров не только не был расстрелян, но даже исключен из партии. Членов антипартийной группы в качестве наказания из столичных кабинетов «бросили на периферию» (Молотова направили послом в Монголию, Маленков стал директором гидроэлектростанции на Иртыше, Каганович — директором Уральского горно-обогатительного комбината). В начале июля 1957 года в стране прошла широкая агитационная кампания — вчерашних любимцев партии и народа клеймили позором.
ВЧЕРА — МОЛОТОВА, ЗАВТРА — ИЛЬИЧА
Особая роль в этом процессе была отведена рабочим и инженерам автозавода, носившего уже четверть века имя Молотова. Первые собрания трудящихся прошли в промышленном районе по отлаженной схеме — все участники осуждали «антипартийные действия раскольнической группы Маленкова, Кагановича, Молотова и примкнувшего к ним Шепилова». 8 июля 1957 года на автозаводе состоялся многотысячный митинг, на котором выступил сам секретарь Горьковского обкома Игнатов. Он сообщил о работе июньского Пленума Центрального комитета партии, изложил его решения об антипартийной группе, рассказал о грандиозных достижениях Советского Союза в области промышленности и сельского хозяйства и предложил рабочим направить просьбу о снятии с завода имени Молотова. Затем выступили с поддержкой этого решения кузнец Клементьев и работница прессового корпуса Шульгина. Казалось бы, дело сделано. Но неожиданно митинг пошел по незапланированному сценарию. На трибуну поднялась секретарь комсомола литейного цеха № 5 Клевачева и выразила от имени своего коллектива сомнения в вине Молотова: «Пусть он сам приедет на митинг и все объяснит», — сказала она. Автозаводец Дехтяр вспоминал, что это «выступление было явно не из подготовленных». Организаторы митинга стояли в растерянности. Вдруг на трибуну взошел еще один оратор «вне списка» — шофер автоцеха Шохрин. Секретарь Автозаводского райкома партии Веселовский отмечал (декабрь 1957 года): «Жалуясь на большие материальные трудности, надев рваную ватную фуфайку, Шохрин попытался говорить от имени рабочих-автозаводцев, пытался использовать политическую трибуну для того, чтобы выразить сомнение в правильности решений июльского пленума ЦК по разоблачению антипартийной группы Маленкова, Кагановича и Молотова». Рабочий автозавода заявил, что «получил квартиру после письма Молотову и верит ему. А другие не отвечали на письма. Так что рано снимать имя Молотова. Пусть приедут сюда все снимаемые, а мы выслушаем их», — вспоминал Дехтяр.
Положением постепенно овладели, и на митинге была принята резолюция, в которой отмечалось, что трудовой коллектив «единодушно одобряет решения июньского Пленума и меры, принятые ЦК КПСС направленные на единство рядов партии и народа». Однако вопрос о снятии имени Молотова остался открытым. И еще несколько месяцев с заводского конвейера сходили грузовики с именем Молотова, затем этот штамп с автомобилей убрали. В ноябре 1957 года Государственный автомобильный завод имени Молотова был официально переименован в Горьковский автомобильный завод. Жители района стали привыкать к новому названию проспекта Молотова — проспекту Ильича. Политические страсти долго не утихали на Автозаводе. В декабре 1957 года на районной партийной конференции секретарь обкома Игнатов отмечал: «Очень многие спрашивают где... Маленков, Каганович. Это с какой целью? Что, тяжелее жить стало без них? Я думаю, стало лучше жить, народ идет в гору».
Вводная часть публикации носит художественный, а не документальный характер. При подготовке материала использовались работа Роя Медведева, издание «Общество и власть. Российская провинция» (Сост, А. А. Кулаков, В. В. Смирнов и др.).
Получается, если под капотом табличка газовского формата, то везде должно быть газ.
Если зимовского, то зим?
Или есть нюансы?
Если зимовского, то зим?
Или есть нюансы?
На самых первых ЗИМах на капоте было ГАЗ написано. Потом на машинах 1958 года. Но, думаю, не с самого конца.
А какая была обивка на дверных картах у обычных автомобилей (с тканевым салоном)? Той же тканью, что и сиденья? Или дерматин?
А по цветам есть информация? И это действительно было шинельное сукно, или что-то другое? Сейчас есть что-то похожее в продаже?
